– Ба, он вернулся?
Бабушка молчит и сыплет в сито муку. Сетка в нем порвана, там вообще больше дыр, чем самого сита, но заменить его новым нельзя. Иначе нарушится порядок вещей. Не знаю, что это такое, у меня все вещи в беспорядке, но так говорит бабушка, и я ей верю.
– А сама как думаешь?
Смотрю в окно, будто с той стороны заиндевелого стекла вдруг появится дед Стефан и подскажет ответ. Но там только кружево изморози. А в кухне тепло – горит духовка. Сегодня у деда был день рождения, и мы печем пироги, чтобы раздать потом соседям.
– Конечно, вернулся! Тогда бы ты не родила маму, а мама бы не родила меня!
Я уже взрослая, в десять лет стыдно не понимать элементарные вещи. Но... бабушка спрашивает так, будто это еще не решенный вопрос.
Ее руки легко порхают над столом, а лицо серьезное, ба кусает нижнюю губу – нервничает.
Дед Стефан умер еще до моего рождения. Но я помогаю печь пироги уже не первый год и знаю про него все из рассказов ба. Как его забрали в стройбат и бабушка всю ночь зашивала в подкладку фуфайки сухари, чтобы их не отобрали в первое же утро, как он горел в танке весной сорок пятого и сумел выбраться невредимым, как его увели на допрос в НКВД, но пожалели – из-за ребенка, моей мамы, и закрыли дело... Знаю истории наизусть, но все равно волнуюсь.
Стол припорошен мукой, мы месим тесто в четыре руки.
– Не так! – говорит бабушка. – Ты будто хочешь его раздавить, а его надо наполнить!
– Чем наполнить? – не понимаю я.
– Чем есть!
А что у меня есть? Новые ролики, но они не совсем мои – от брата достались. Есть еще друг Вовка. Но он тоже не мой, а папы с мамой. Ну, точно мое – это мечты! Люблю придумывать всякое! И вот я воображаю, что сухари в фуфайке дедушки появляются новые: он один вечером съел, а утром раз – и другой пророс! Их так много, что он
по ночам товарищам паек подкладывает; командиру тоже – но не просто сухари, а сухари с сосисками, и тот отпускает дедушку досрочно!.. Горящий танк – это вообще легко! Его надо поджечь с другой стороны – как прерию, чтобы пожар погасить. Я у Фенимора Купера читала! Дедушка так и делает. Вернее, не он, а его друзья, он им по рации передает, сам же не может вылезти. А потом пригоняет танк домой. И ездит на нем на Привоз. Не он один, наверное. Бабушка часто говорит на базаре: «Прут, как танки!»
Мечтаю и чувствую, как тесто под пальцами становится воздушным, податливым. Да я из него что хочешь слеплю!
Мы раскатываем круги, смазываем маслом, кладем вишневое варенье. Самое трудное – соединить края так чтобы они не распались, но в то же время чтобы серединка осталась открытой.
Бабушка бросает на меня тревожный взгляд и тихо спрашивает:
– Вернулся?
– Конечно, ба! Да ты ж сама знаешь!
Вру, этого пока не знает никто.
Ставим пироги в духовку. Ждем. Волнуемся. А вдруг подгорят? Или не пропекутся? Или варенье потечет? Или...
Бабушка не выдерживает, подходит к серванту. За его стеклом – послевоенная фотография. Бывают годы, когда деда вернуть не удается – и на фото только изможденная женщина с грустными глазами. Бабушка. Эти годы неудачные, все валится из рук. Будто неведомая сила хочет стереть нас из жизни. Но сегодня... сегодня на фото трое! Женщина счастливо улыбается, а мужчина с проседью в кудрявых волосах держит на руках девочку в матроске.
Бабушка бежит к духовке, вынимает пироги – румяные, ароматные, красивые!
Она порывисто обнимает меня, целует в макушку. А я шепчу:
– С днем рождения, дедушка Стефан!